Неточные совпадения
Стонала вся слобода. Это был неясный, но сплошной гул, в котором нельзя было различить
ни одного отдельного
звука, но который всей своей массой представлял едва сдерживаемую боль сердца.
Она смотрела так просто, так весело, что кто не знал ее, как знал муж, не мог бы заметить ничего неестественного
ни в
звуках,
ни в смысле ее слов.
Разговор о лошадях занимал его, но
ни на минуту он не забывал Анны, невольно прислушивался к
звукам шагов по коридору и поглядывал на часы на камине.
Я велел положить чемодан свой в тележку, заменить быков лошадьми и в последний раз оглянулся на долину; но густой туман, нахлынувший волнами из ущелий, покрывал ее совершенно,
ни единый
звук не долетал уже оттуда до нашего слуха.
Впрочем, дамы были вовсе не интересанки; виною всему слово «миллионщик», — не сам миллионщик, а именно одно слово; ибо в одном
звуке этого слова, мимо всякого денежного мешка, заключается что-то такое, которое действует и на людей подлецов, и на людей
ни се
ни то, и на людей хороших, — словом, на всех действует.
Высокой страсти не имея
Для
звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы
ни бились, отличить.
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
Прошла любовь, явилась муза,
И прояснился темный ум.
Свободен, вновь ищу союза
Волшебных
звуков, чувств и дум;
Пишу, и сердце не тоскует,
Перо, забывшись, не рисует
Близ неоконченных стихов
Ни женских ножек,
ни голов;
Погасший пепел уж не вспыхнет,
Я всё грущу; но слез уж нет,
И скоро, скоро бури след
В душе моей совсем утихнет:
Тогда-то я начну писать
Поэму песен в двадцать пять.
Бросила прочь она от себя платок, отдернула налезавшие на очи длинные волосы косы своей и вся разлилася в жалостных речах, выговаривая их тихим-тихим голосом, подобно когда ветер, поднявшись прекрасным вечером, пробежит вдруг по густой чаще приводного тростника: зашелестят, зазвучат и понесутся вдруг унывно-тонкие
звуки, и ловит их с непонятной грустью остановившийся путник, не чуя
ни погасающего вечера,
ни несущихся веселых песен народа, бредущего от полевых работ и жнив,
ни отдаленного тарахтенья где-то проезжающей телеги.
Прошло минут с десять. Было еще светло, но уже вечерело. В комнате была совершенная тишина. Даже с лестницы не приносилось
ни одного
звука. Только жужжала и билась какая-то большая муха, ударяясь с налета об стекло. Наконец, это стало невыносимо: Раскольников вдруг приподнялся и сел на диване.
Аркадий ощущал на сердце некоторую робость, когда при первых
звуках мазурки он усаживался возле своей дамы и, готовясь вступить в разговор, только проводил рукой по волосам и не находил
ни единого слова.
«Здесь все это было бы лишним, даже — фальшивым, — решил он. — Никакая иная толпа
ни при каких иных условиях не могла бы создать вот этого молчания и вместе с ним такого
звука, который все зачеркивает, стирает, шлифует все шероховатости».
— Осел! — сказал Райский и лег на диван, хотел заснуть, но
звуки не давали, как он
ни прижимал ухо к подушке, чтоб заглушить их. — Нет, так и режут.
Но
ни ревности,
ни боли он не чувствовал и только трепетал от красоты как будто перерожденной, новой для него женщины. Он любовался уже их любовью и радовался их радостью, томясь жаждой превратить и то и другое в образы и
звуки. В нем умер любовник и ожил бескорыстный артист.
Чухонка и тут не произнесла даже
ни малейшего
звука, но в тот же день вошла в сообщение с жившим по той же черной лестнице, где-то в углу внизу, отставным мичманом Осетровым, занимавшимся хождением по разного рода делам и, разумеется, возбуждением подобного рода дел в судах, из борьбы за существование.
Пивший молодой человек почти совсем не говорил
ни слова, а собеседников около него усаживалось все больше и больше; он только всех слушал, беспрерывно ухмылялся с слюнявым хихиканьем и, от времени до времени, но всегда неожиданно, производил какой-то
звук, вроде «тюр-люр-лю!», причем как-то очень карикатурно подносил палец к своему носу.
Еще не успели за ним затворить дверь, как опять раздались всё те же бойкие, веселые
звуки, так не шедшие
ни к месту, в котором они производились,
ни к лицу жалкой девушки, так упорно заучивавшей их. На дворе Нехлюдов встретил молодого офицера с торчащими нафабренными усами и спросил его о помощнике смотрителя. Это был сам помощник. Он взял пропуск, посмотрел его и сказал, что по пропуску в дом предварительного заключения он не решается пропустить сюда. Да уж и поздно..
Нет
ни единого
звука, который свидетельствовал бы, что Розанов принял Христа и в Нем стал искать спасение.
Чуть брезжилось; звезды погасли одна за другой; побледневший месяц медленно двигался навстречу легким воздушным облачкам. На другой стороне неба занималась заря. Утро было холодное. В термометре ртуть опустилась до — 39°С. Кругом царила торжественная тишина;
ни единая былинка не шевелилась. Темный лес стоял стеной и, казалось, прислушивался, как трещат от мороза деревья. Словно щелканье бича,
звуки эти звонко разносились в застывшем утреннем воздухе.
Я стал направлять его взгляд рукой по линии выдающихся и заметных предметов, но, как я
ни старался, он ничего не видел. Дерсу тихонько поднял ружье, еще раз внимательно всмотрелся в то место, где было животное, выпалил и — промахнулся.
Звук выстрела широко прокатился по всему лесу и замер в отдалении. Испуганная кабарга шарахнулась в сторону и скрылась в чаще.
И вот я, двадцатилетний малый, очутился с тринадцатилетней девочкой на руках! В первые дни после смерти отца, при одном
звуке моего голоса, ее била лихорадка, ласки мои повергали ее в тоску, и только понемногу, исподволь, привыкла она ко мне. Правда, потом, когда она убедилась, что я точно признаю ее за сестру и полюбил ее, как сестру, она страстно ко мне привязалась: у ней
ни одно чувство не бывает вполовину.
Каждое слово об этом времени тяжело потрясает душу, сжимает ее, как редкие и густые
звуки погребального колокола, и между тем я хочу говорить об нем — не для того, чтоб от него отделаться, от моего прошедшего, чтоб покончить с ним, — нет, я им не поступлюсь
ни за что на свете: у меня нет ничего, кроме его.
Гул от множества голосов волнами ходил по обширной зале, тот смутный гул, в котором
ни одного членораздельного
звука различить нельзя.
Много лет на глазах уже вошедшего в славу «Эрмитажа» гудел пьяный и шумный «Крым» и зловеще молчал «Ад», из подземелья которого не доносился
ни один
звук на улицу.
У скромной, семейной работающей молодежи «Олсуфьевской крепости» ничего для сердца, ума и разумного веселья —
ни газет,
ни книг и даже
ни одного музыкального инструмента. Бельэтаж гагаринского дворца, выходившего на улицу, с тремя большими барскими квартирами, являл собой разительную противоположность царившей на дворе крайней бедноте и нужде.
Звуки музыки блестящих балов заглушали пьяный разгул заднего двора в праздничные дни.
Над всем этим проносятся с шумом ветры и грозы, идет своя жизнь, и
ни разу еще к обычным
звукам этой жизни не примешалась фамилия нашего капитана или «всемирно известного» писателя.
Я, кажется, чувствовал, что «один в лесу» — это, в сущности, страшно, но, как заколдованный, не мог
ни двинуться,
ни произнести
звука и только слушал то тихий свист, то звон, то смутный говор и вздохи леса, сливавшиеся в протяжную, глубокую, нескончаемую и осмысленную гармонию, в которой улавливались одновременно и общий гул, и отдельные голоса живых гигантов, и колыхания, и тихие поскрипывания красных стволов…
Но вот, при первых же
звуках зловещего воя, вдруг произошла какая-то возня, из головы мары посыпался сноп искр, и сама она исчезла, а солдат, как
ни в чем не бывало, через некоторое время закричал лодку…
Постепенно уходит он от мира, уединяется, окружает себя иным миром любимых книг, произведений искусства, запахов,
звуков, создает себе искусственную чувственную обстановку, иллюзию иного мира, мира родного и близкого. Des Esseintes грозит гибель, доктор требует, чтоб он вернулся к обыкновенной здоровой жизни, но он не хочет идти
ни на какие компромиссы с ненавистной действительностью.
И тихого ангела бог ниспослал
В подземные копи, — в мгновенье
И говор, и грохот работ замолчал,
И замерло словно движенье,
Чужие, свои — со слезами в глазах,
Взволнованны, бледны, суровы,
Стояли кругом. На недвижных ногах
Не издали
звука оковы,
И в воздухе поднятый молот застыл…
Всё тихо —
ни песни,
ни речи…
Казалось, что каждый здесь с нами делил
И горечь, и счастие встречи!
Святая, святая была тишина!
Какой-то высокой печали,
Какой-то торжественной думы полна.
Ни один
звук с вольного воздуха,
ни один луч светлого дня не проникает в нее.
Сыгранный ею самою вальс звенел у ней в голове, волновал ее; где бы она
ни находилась, стоило ей только представить себе огни, бальную залу, быстрое круженье под
звуки музыки — и душа в ней так и загоралась, глаза странно меркли, улыбка блуждала на губах, что-то грациозно-вакхическое разливалось по всему телу.
Черевин, бедный, все еще нехорош — ждет денег от Семенова, а тот до сих пор
ни слова к нему не пишет… N-ские очень милы в своем роде, мы иногда собираемся и вспоминаем старину при
звуках гитары с волшебным пением Яковлева, который все-таки не умеет себя представить.
Она вошла тихо и села на диван. Длиннополый старичок подвигался вдоль ряда висевших по стене картин, стараясь переступать так, чтобы его скрипучие козловые сапожки не издали
ни одного трескучего
звука. Блондин, стоя возле развалившегося тапера, искательно разговаривал с ним, но получал от нахала самые невнимательные ответы. Суровый старик держался совсем гражданином: заговорить с ним о чем-нибудь, надо было напустить на себя смелость.
— Гу-гу-гу-у-ой-иой-иой! — далеко уже за лодкою простонал овражный пугач, а лодка все неслась по течению, и тишина окружающей ее ночи не нарушалась
ни одним
звуком, кроме мерных ударов весел и тонкого серебряного плеска от падающих вслед за ударом брызгов.
Я решительно замялся, не сказал
ни слова больше и чувствовал, что ежели этот злодей-учитель хоть год целый будет молчать и вопросительно смотреть на меня, я все-таки не в состоянии буду произнести более
ни одного
звука. Учитель минуты три смотрел на меня, потом вдруг проявил в своем лице выражение глубокой печали и чувствительным голосом сказал Володе, который в это время вошел в комнату...
Маремьяна Архиповна знала, за что ее бьют, — знала, как она безвинно в этом случае терпит; но
ни одним
звуком,
ни одной слезой никому не пожаловалась, чтобы только не повредить службе мужа.
Ванька молчал. Дело в том, что он имел довольно хороший слух, так что некоторые песни с голосу играл на балалайке. Точно так же и склады он запоминал по порядку
звуков, и когда его спрашивали, какой это склад, он начинал в уме: ба, ва, га, пока доходил до того, на который ему пальцами указывали. Более же этого он ничего не мог
ни припомнить,
ни сообразить.
— И вообразите, кузина, — продолжал Павел, — с месяц тому назад я
ни йоты,
ни бельмеса не знал по-французски; и когда вы в прошлый раз читали madame Фатеевой вслух роман, то я был такой подлец, что делал вид, будто бы понимаю, тогда как
звука не уразумел из того, что вы прочли.
Катишь очень хорошо подозревала о некоторых отношениях Груши к Вихрову; но, имея привычку тщательнейшим образом скрывать подобные вещи, она, разумеется,
ни одним
звуком не хотела намекнуть о том в письме к Марье Николаевне.
И в исступлении она бросилась на обезумевшую от страха девочку, вцепилась ей в волосы и грянула ее оземь. Чашка с огурцами полетела в сторону и разбилась; это еще более усилило бешенство пьяной мегеры. Она била свою жертву по лицу, по голове; но Елена упорно молчала, и
ни одного
звука,
ни одного крика,
ни одной жалобы не проронила она, даже и под побоями. Я бросился на двор, почти не помня себя от негодования, прямо к пьяной бабе.
Никогда он не взял в руки
ни одной газеты, не произнес
ни одного слова,
ни одного
звука; а только сидел, смотря перед собою во все глаза, но таким тупым, безжизненным взглядом, что можно было побиться об заклад, что он ничего не видит из всего окружающего и ничего не слышит.
Тут странно — в голове у меня как пустая, белая страница: как я туда шел, как ждал (знаю, что ждал) — ничего не помню,
ни одного
звука,
ни одного лица,
ни одного жеста. Как будто были перерезаны все провода между мною и миром.
Тогда произошла грубая сцена. Петерсон разразилась безобразною бранью по адресу Шурочки. Она уже забыла о своих деланных улыбках и, вся в пятнах, старалась перекричать музыку своим насморочным голосом. Ромашов же краснел до настоящих слез от своего бессилия и растерянности, и от боли за оскорбляемую Шурочку, и оттого, что ему сквозь оглушительные
звуки кадрили не удавалось вставить
ни одного слова, а главное — потому, что на них уже начинали обращать внимание.
— Положим, вас посадили в тюрьму на веки вечные, и всю жизнь вы будете видеть из щелки только два старых изъеденных кирпича… нет, даже, положим, что в вашей тюрьме нет
ни одной искорки света,
ни единого
звука — ничего!
И между тем там, за этими толстыми железными затворами, в этих каменных стенах, куда не проникает
ни один
звук,
ни один луч веселого божьего мира, есть также своего рода жизнь; там также установляются своеобразные отношения, заводятся сильные и слабые, образуется свое общее мнение, свой суд — посильнее и подействительнее суда смотрительского.
Конечно, я
ни минуты не колебался и через полчаса уже распоряжался в предоставленных мне двух комнатах. Зато можете себе представить, как взыграло мое сердце, когда, через несколько минут после этого, выйдя на площадку лестницы, я услышал родные
звуки...
Они искали неизвестного«нового слова» и, не обладая достаточной изобретательностью, чтоб выдумать его,
ни достаточным проворством, чтоб осуществить «невидимых вещей обличение», думали заменить это трубными
звуками, многоточиями и криком.
— Мне действительно будет это истинная плата, потому что я около полутора года не слыхал
ни одного
звука музыки, — подхватил тот, обрадованный этим оборотом.
Всё те же были улицы, те же, даже более частые, огни,
звуки, стоны, встречи с ранеными и те же батареи, бруствера и траншеи, какие были весною, когда он был в Севастополе; но всё это почему-то было теперь грустнее и вместе энергичнее, — пробоин в домах больше, огней в окнах уже совсем нету, исключая Кущина дома (госпиталя), женщины
ни одной не встречается, — на всем лежит теперь не прежний характер привычки и беспечности, а какая-то печать тяжелого ожидания, усталости и напряженности.
Младший не отвечал
ни слова. Вопрос брата показался ему сомнением в его честности. Досада на самого себя, стыд в поступке, который мог подавать такие подозрения, и оскорбление от брата, которого он так любил, произвели в его впечатлительной натуре такое сильное, болезненное чувство, что он ничего не отвечал, чувствуя, что не в состоянии будет удержаться от слезливых
звуков, которые подступали ему к горлу. Он взял не глядя деньги и пошел к товарищам.